- Вы покрываете Солженицына. Он живет у вас на даче. В течение года мы не будем пускать вас за границу.
Тот, пожав плечами, ответил:
- Вот уж никогда не считал, что выступать перед своим народом - наказание.
* * *
Ростроповичу-студенту надо было сдать экзамен по истории партии. Все волновались, а он храбрился: "Зайду в двадцать первый класс, в комиссию, сделаю шаг вперед, два шага назад и спрошу: "Что делать?" Зашел. Профессор Гедике, сидевший в экзаменационной комиссии и обещавший его выручить, заснул, и Ростропович начал ответ с громкого восклицания: "Наша коммунистическая партия! Наша коммунистическая партия ведет от победы к победе! От победы к победе!" Экзамен был принят с оценкой "отлично".
В день 60-летия Дмитрия Шостаковича в его квартиру на улице Неждановой внесли рояль "Стейнвей" - подарок Ростроповича, ужасавшегося, что великий композитор работает на инструменте, взятом напрокат. Шостакович, увидев такой дорогой подарок, страшно разволновался: "Что же, в ответ я должен дачу подарить?"
* * *
Как-то Ростропович должен был ехать в одну из первых поездок за границу и хотел, чтобы с ним поехала Галина Павловна. Ему говорят: "Невозможно. Напиши заявление: "В связи с плохим состоянием здоровья прошу отправить в командировку мою супругу". Он написал: "В связи с отличным состоянием моего здоровья, прошу направить в командировку мою супругу". Посмеялись и разрешили.
* * *
В конце 60-х годов, когда Ростропович осваивал профессию дирижера, ему дали на пробу провести в Большом театре спектакль "Евгений Онегин". Ростропович дирижировал, но формально художественным руководителем спектакля был Борис Хайкин. На аплодисментах Ростроповичу показалось, что чуть-чуть овации не добирают, он побежал в ложу и вывел за ручки Хайкина, уже пожилого дяденьку. В зале начались такие овации, которых Хайкин никогда не слышал. "Очевидно, меня приняли за Чайковского", - подытожил он.
* * *
Ростропович и Вишневская познакомились в ресторане.
Кто-то из знакомых показал Вишневской на сидящего напротив парня в очках и спросил:
- Вы знакомы?
- Нет.
- Так познакомьтесь - это, виолончелист Мстислав Ростропович.
Ростропович рассказывал своим соседям какие-то смешные истории и совсем не обращал на Вишневскую внимания. Когда же Вишевская собралась уходить домой, молодой человек в очках вскочил:
- Послушайте, можно мне вас проводить?
- Проводите...
- Можно я подарю вам эти конфеты? Ну прошу вас, мне это очень важно...!
На улице - женщина с полной корзиной ландышей. Ростропович купил всю корзину, подарил Вишневской...
- Между прочим, я замужем! - предупредила его Вишневская.
- Между прочим, это мы еще поглядим! - предупредил ее Ростропович.
* * *
Однажды Ростропович приехал в сибирскую деревню и обнаружил, что исполнить в клубе концерт для виолончели и фортепиано невозможно - пианино было безнадежно расстроено. Выход нашелся: после небольшой репетиции Ростропович заиграл перед колхозниками под аккомпанемент баяна. Неожиданно на сцену вышел мужик, подошел к Ростроповичу и попросил:
- Друг, помолчи немного, дай баян послушать!..
* * *
Мстислав Ростропович взялся продирижировать Пятой симфонией Прокофьева. На репетиции он долго не мог добиться от оркестра нужного звучания и сказал музыкантам:
- Представьте себе: коммунальная кухня, стоит восемь столов, восемь примусов, каждый скребет на своем столе, никто не слушает друг друга, стоит страшный шум. И вдруг кто-то снизу кричит: "Лососину дают!" Тут все все бросают и кидаются вниз, в магазин...
Посмеявшись, вернулись к репетиции, и когда заиграли снова и дошли до нужного места, Ростропович крикнул в паузе: - Лососина!
И действительно, музыканты "рванули" за ней необыкновенно эффектно...
* * *
- Мстислав Леопольдович, почему вы выбрали в свое время виолончель? - спросили как-то у Ростроповича.
- Потому что я ее полюбил, как женщину. Только много лет спустя я узнал, что во французском языке слово "виолончель" - мужского рода. Я был потрясен! Если бы я об этом узнал, когда приобщался к музыке, неизвестно, какой бы инструмент я выбрал. "
Не имея ничего я получил все! из воспоминаний Мстислава Ростроповича
С самой великой в мире виолончелью я встретился в 1956 году, в Америке. По-моему, я был третьим советским артистом, появившимся там после революции. Я играл в Нью-Йорке, в небольшом зале, знали менямало, было немного народу, зато все виолончелисты Нью-Йорка пришли наэтот концерт, а потом - за кулисы.
И пришел с ними один милый человек, Джером Ворбург, банкир и страшный любитель виолончельной музыки. И вот он спросил: - Слава, хочешь взглянуть на Страдивари "Дюпор"?
И тут меня затрясло. Дело в том, что все великие инструменты имеют имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они принадлежали. Однажды Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так понравилось, что он сказал Дюпору: - Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать сам.
Взял, уселся, и тут раздался истошный крик Дюпора. Дело в том, что у Наполеона на сапогах были шпоры. Но- поздно. Одной шпорой он уже процарапал виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть. Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что, поскольку никогда не буду ею обладать,
может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик, человек слаб. Наутро я отправился на свидание с ней. И мне ее показали. Я попросил разрешения до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга
сделала полароидный снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву снимок-доказательство.
Из Москвы меня вышибли 26 мая 1974 года. Все отобрав на таможне.
- "Это же мои награды", - сказал я таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. - "Это, гражданин Ростропович, - отвечал таможенник, - награды не ваши, а государственные".
- "Но вот и международные награды, и они не из латуни,из золота.
- "А это - ценные металлы, которые вы хотите вывезти заграницу!". Мне оставили только собаку Кузю. А в Англии бедного Кузю сразу схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И мне,самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как страдальца навещать и носить ему передачи. Спасли друзья.
Вдруг позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и сказал: - "10 сентября открывается моя мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты сыграть на этом открытии Баха?" Ну, я же не мог отказать дяде Марку. Взял аванс, прилетел в Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный звонок, поднял трубку и услышал женский голос:
- "Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова Джерри Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал: - "Предложи нашу виолончель Ростроповичу. Если он ее не купит, пусть она навсегда останется в
нашей семье". Я знаю, купить ее вы не сможете, но звоню, выполняя последнюю волю мужа".
Я покрылся мурашками от наглости и сказал: - "У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего покойного мужа - немедленно прислать мне эту виолончель". И перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней стоял человек, держа в руках Страдивари "Дюпор". Я взял за горло это сокровище и на подгибающихся ногах отправился играть. В маленьком зале, у камина, я играл Третью сюиту Баха, все плыло у меня перед глазами, в руках моих пела моя виолончель... Моя, потому что у меня был друг, Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день и сказал: - "Ты можешь составить счастье моей жизни?
Он спросил:- "Сколько?" И тут же выписал чек. А оформлена была покупка за один доллар. Так принято, когда продается вещь, не имеющая цены. И даже те деньги, которые я заплатил, - ничто, этот инструмент - достояние
человечества. А я на нем играю.
...С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть портрет, сделанный замечательным художником Гликманом, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. На портрете виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков. Она перестала
быть инструментом.